Острога.
...Узкая тропинка, пробитая деревенским скотом, была заросшей с обеих сторон кустарником, крапивой и всяким разнотравьем. Она часто меняла своё направление, а то и просто исчезала в глубине нависших кустов шиповника, черёмухи или берегового тальника. Но потом, как бы вскарабкивалась на взгорок, где ещё с военных лет одиноко стояла маленькая деревенская кузница. Её стены, всего с одним окном, были выложены из кругляка, а односкатная пологая крыша из некромлёных досок, едва-едва проглядывала из под сплошного ковра мха и сажи.
Обычно, ещё задолго до начала сенокоса, из кузни доносился мелодичный звук наковальни, а в поздних вечерних сумерках из открытого окошка вырывались всполохи от раскалённого металла, которые были очень похожи на внезапно мелькнувшие лучи от заката солнца.
Мы с Лёнькой бывали в кузне уже много десятков раз, но этот вечер был особенным. Ведь кузнец Матвей- друг нашего деда Лариона, обещал отковать для нас лёгкую и ,,добычливую,, острогу, да ещё при нашем непосредственном участии. Запыхавшись и буквально отталкивая друг друга мы вбежали в открытый дверной проём, как по команде остановились, и почти одновременно протараторили: - Мы пришли за ост-ро-гой.
Дед Матвей сидел на короткой деревянной лавке у окна. Он лишь коротко взглянул на нас поверх своих огромных очков, и молча продолжил набивать свою трубку доморощенным табаком. Потом ловко затянул тесёмку кисета и, как бы только что нас увидев, спросил:
-Так вы вроде, академию в пять классов закончили в энтом году. Я только обязательные-четыре. Значится будете грамот..нее меня. Так, так; ну, что стоите, как вросли. Раз уж вошли, проходите.
Дед медленно поднялся с лавки, подошёл к ,,окну,, огненного горна и, как бы между прочим, но уже твёрдо скомандовал:
-Лёнька поддай-ка жарку; качай меха. А ты Тимошка, вот эту пластину из рессоры медленно поворачивать будешь на угольках-то... .Да куда ты летишь-то, пострел. Вон там в углу возьми верхонки их шинельки, а то ладошки сваришь.
Через полчаса на наковальне лежал пышущий жаром и искрящийся при каждом ударе молотка -деда Матвея, тонкий ,,блин,, раскалённого металла. Мы же с Лёнькой выполняли молча все его команды и лишь успевали между собой переглядываться. Десятки мелких искорок вылетающих из под каждого удара молотка щипали наши лица, а по ногам катились тоненькие струйки пота и стекали прямо на земляной пол. Я с украдкой посматривал на деда и видел, как с его седой головы также падали крупные капли пота на фартук, но тут же бесследно исчезали в толщине шинельного сукна.
-Как-то вот так, загнём теперь язычок для черенка. Тимошка, принеси вон те щипцы. Ну.., а теперь самое важное- кузнечики мои. Лёнька, а ты дай-ка мне вон-то тоненькое зубильце. Посечём кончики зубцов, чтобы щучки-то не сходили с острожки,- на распев проговорил дед.
Он тут же присел на высокий деревянный табурет возле наковальни, ещё некоторое время ,,прицеливался,, к месту, где необходимо было сделать насечки. Потом, лёгким молоточком ударял по зубильцу, едва заметно чему-то улыбался, и с удовлетворённым выражением лица продолжал дальше. Через пять-семь минут, дед Матвей встал, выпрямился и держась одной рукой за поясницу тихо, но с довольным видом пробормотал:
-Осталось самую малость, - металл ,,отпустить,, чуток, чтобы иглы были чуть-чуть игривее. Неровен час и в топляк угодите, с вашей прытью, а тогда уж зубцам остроги точный каюк придёт; да и моей работе грош цена.
Через несколько минут Лёнька держал в руках острогу завёрнутую в холщовую тряпку, и мы с нескрываемой радостью выбежали из кузницы. Однако тут же услышали окрик:
-Передайте деду привет, пусть не хворает поясницей-то. Да не спешите, как угорелые- ещё не дай бог наткнётесь!.
Но мы уже бежали вниз по знакомой тропинке, и не обращали внимание на нависшие кусты, на корни деревьев выступающие из земли. Наши мысли были уже там, - в любимых местах нашей речки Нюрсы, где на прогретом солнцем мелководье, среди подводной травки и осоки отдыхали щуки, а то и поджидали свою добычу- беспечных пескарей.
Утро следующего дня пришло вместе со сном. Лёнька проснулся от моих лёгких толчков в плечо, чуть приоткрыл один глаз и вновь притворился спящим.
-Ты чего дрыхнешь, вставай. Нам черенок для остроги сделать надо. Да и мамка сказала, чтобы мы сейчас же корову и овечек угнали на пастбище.
-Эх, такой сон не досмотрел. Будто я заколол нашей острогой огромную щуку и потом ловил её в реке. И в этот момент ты разбудил меня, -сонно пролепетал Лёнька.
-Да ладно тебе врать. Давай шевелись; в летней кухне на столе молоко в крынке и оладьи из творога.
...Тёплые солнечные лучи уходящего лета ещё не успели подойти к черте второй половины дня, а мы уже бежали по краю сенокосного луга к излучине речки. Туда, где она почти на полкруга меняла направление своего течения, а на берегу у самой воды пузырился родничок. Каждый год, во время сенокосной страды, мы с Лёнькой бегали к нему, чтобы набрать в чайник воды, просто искупаться, а за одно проверить свой перемёт на щуку или окунька. Вот уже и заветная размашистая черёмуха, которая стояла у края невысокого обрыва. Несколько её веток низко склонились до самой поверхности воды, как бы хотели напиться, но лишь своей тенью давали прохладу всему живому на мелководье. Последние несколько метров Лёнька полз вперёд на четвереньках. Осторожно раздвигал перед собой мелкий кустарник, иногда останавливался и оглядывался на меня. Наконец, до заводи осталась лишь узкая полоска береговой травы. Он остановился и долго всматривался вниз на воду. Я тоже подполз ближе и черенком остроги ткнул в его сандаль:
-Ну, что-нибудь видать..?
-Ни фига не видать, наверное ещё не приплыла, а может уже спугнули.
Мы наблюдали ещё минут пять-десять, как бы ,,сверлили,, в четыре глаза каждый лист лопухов, но щуки так и не видели. Лишь на поверхности воды бегали жуки плавунцы, да изредка с веток черёмухи падали какие-то насекомые. Вдруг Лёнька медленно присел; посмотрел на меня с округлившимися глазами и прошептал:
-Там она, там. Башку-то свою спрятала под здоровенный лист лопуха. Кажись здоровенная.
Я же продолжал глазеть на воду, но ничего похожего на щуку не увидел.
-Да вон там..., где нижняя ветка черёмухи висит у самой воды, её хвост из под лопуха торчит. -Точно, вижу. Что делать-то. Наша острога короткая, не достанет до щуки. А если бросать будем, то промажем наверняка или она заметит и уйдёт.
Мы молча отползли назад в кусты, и во внезапно возникшей тишине было лишь слышно, как пищали комары, да в ветках черёмухи назойливо гудел шмель.
-Слушай,- Лёнька. Давай твой складень; я сейчас срежу палку из тальника и мы сделаем черенок длиннее, а завяжем ремнями из штанов. Понял меня..; не только ты соображаешь... . Через пятнадцать минут острога была готова к первому броску. Мы вновь посмотрели с обрыва на воду под черёмухой и оторопели. Наша щука чуть-чуть ,,сдала,, назад. Уже была видна её чёрная спина и даже иглы верхнего плавника, однако голова оставалась невидимой.
-Я буду тихонько спускать острогу, а ты держи черенок. Как только махну рукой, то из всех сил бросаем и прыгаем вниз к воде,- прошептал Лёнька.
...В моих руках уже осталось не более полуметра шеста, когда увидел взмах руки, но в этот же миг кто-то больно ,, куснул,, меня. От боли, я ударил себя по уху. С силой толкнул надставленный черенок, и с ним в руках скатился с обрыва. Лёнька на четвереньках уже барахтался в воде, как бы что-то искал. Его штаны без ремня сползли вместе с трусами до колен, а голая задница вся в песке и донном иле, как пуп торчала среди лопуха. Я оторопело смотрел на всё происходящее, но тут же услышал вопль:
-Дава-аай свою рубаху, а то выскользнет. Тут она, тут . Я её прижал к дну под лопухами. Скорее же.., руку наткнул.
Последние две пуговицы моей рубахи упали беззвучно в воду. А через мгновение мы оба стояли на коленках в воде и держали в руках дрыгающуюся щуку накрытую моей рубахой; смотрели друг на друга и безудержно хохотали.
-Ну, теперь-то ты веришь, что я сегодня утром не врал про мой сон,-смеясь сказал Лёнька.
Вскоре, мы вытащили щуку на узкую полоску песка у обрыва. Два крайних зуба остроги насквозь ,,прошили,, щуку у задних плавников и зловеще торчали из её прогонистого тела. Через некоторое время наша добыча ,,обмякла,,.Лёнька поднял её под жабры, и как бы смерил длину:
-Смотри-ка, а она мне прямо по самый пуп; по-боле чем полметра. Ну-ка, а тебе-гляди, точно до самой подмышки.
Постепенно, наши эмоции от первой удачной охоты-рыбалки улеглись. Щука была обложена крапивой и завёрнута в холщовую тряпку из кузницы. Подсушив штаны и рубахи, мы вновь шли знакомой извилистой тропинкой по краю заливного луга, и уже думали о том, когда ещё вернёмся. Туда, где во время сенокоса стоял дурманящий запах скошенного разнотравья, а потом до самой поздней осени отдавался густой свежестью сена -смётанного в коренастые стога.
