Выстрел...
...Уже около получаса дед и внук сидели на траве у корневища отдельно стоящей разлапистой берёзы. Прислонившись своими спинами к могучему стволу, они едва слышно вели разговор...
Вдруг Санька дёрнул деда за фуфайку и взволнованно пролепетал:
-Смотри-ка, смотри-ка; прямо над водой стайка уток летит.
-Вижу уже, вижу. Над песчаной косой надлетели; сейчас поднимутся и потянут над лугом-то к озеркам, а могут завернуться на дальнюю хлебную стерню. Значится, и нам пора у нашего озерца быть, - размышлял вслух дед Макар.
Самодельная лодка мягко ткнулась в берег. Внук выскочил на мокрый песок едва не зачерпнув воды через голенища сапог. Умело-ловко схватить верёвку. Сноровисто првязал её за корень топляка. Оглянулся в сторону деда, но внезапно присел и завопил:
-Деда, деда, идут на нас! Ну, почти там, где первая стая пролетела. -Макар чуть замешкался, но всё же успел разглядеть силуэты улетающих уток.
-Ты гляди-ка. Одни кряковые, и если глаза не подвели, в их компании вроде несколько сереньких.
Чуть помолчал. Обслюнявил краешек клочка газетной бумаги. Ловко завернул самокрутк и сладко затянулся дымком. Ещё некоторое время всматривался в даль старческими глазами.
- Знамо дело, со дня на день "урманская" тронет.
Они подошли к урезу камыша. Здесь, у разлапистого тальника на самом берегу озерка был спрятан дедовский обласок. Санька остановился. Снял с плеч лямки увесистого походного мешка и поспешил за дедом, но тут же услышал его окрик.
-Скоро темнота падёт. Быстрёхонько принеси-ка мою котомку с чучелками, запамятовал совсем. Правистее, где торчит из под стожка комель-то берёзовый. Я сейчас обласок на воду сволоку.
Спустя десяток минут на воде, в 15-20 метрах от берега, ,,играли,, несколько деревянных чучел. Дед Макар вытянул свою долблёнку на берег и строго, но с лукавинкой в голосе, подозвал внука:
-Ступай сюда. Тебе сегодня открывать зорьку.
Целься пока по деревяшкам. Гляди-ка, как танцуют-то на воде. Только курки не вздумай взводить... это сделаю сам, пусть только присядут к чучелкам-то. Санька бывал на рыбалке и охоте с дедом несколько раз, но почему-то сейчас ружьё слегка ходило из стороны в сторону, а палец лишь чуть-чуть доставал ближний курок. Прищурив левый глаз, он ещё несколько раз то вскидывал стволы «двадцатки», то опускал ружьё на колени. Потом вновь ловил на мушку качающиеся на воде точки. Иногда ему казалось, что их не четыре, а гораздо больше.
Из-за зубьев вершин дальнего леса уже проглядывала полоска заката. Иногда в вышине над головой слышался посвист пролетающих уток. Наконец пара запоздавших на «седало» чирков молнией пронеслись над чучелами. Сделав лихой разворот, слёта плюхнулись на ,,грязь,, за соседний камыш. Тут же одиночный кряковый селезень завис над чучелами и почти вертикально, как огромная бабочка, бесшумно опустился на воду. Оставляя после себя лёгкую рябь, бесшумно поплыл в камыш. Дед взялся одной рукой за цевьё, а второй взвёл курок. Едва слышно прошептал: -Целься чуток вперед на ,,дорожку,, ....; да жми на курок-то, а то утянет в камыш.
Приклад резко ударил. Отозвался болью в плече и щеке. Ружьё, как живое существо, чуть не выскочило из рук. Через мгновение Санька сидел на влажной траве. Держался за плечо и, сморщившись, безмолвно всматривался на тёмное облачко дыма от выстрела дымным порохом в глубину лёгкого озёрного сумрака. Наблюдал, как дед выплыл на озерко. Поднял с воды крупную утку. Затем погладил её по брюшку и струйка воды сбежала с её пера.
- Ну, внучек, с крещением! С рождением ещё одного охотника на Иртыше.
Плотный сумрак стелился над сенокосным лугом с подросшей молодью разнотравья. Лишь свет от костра выхватывал из темноты силуэт двух стогов. Они, как близнецы- великаны, вышли в ночной дозор. Лишь только на одном из них слегка подрагивали две разновеликие человеческие тени. Языки пламени мягко ,,лизали,, два бревёшка и они, как бы отзываясь на эту ласку огня, тихо постреливали. Санька уплетал пласт белого хлеба, намазанный домашним топлёным маслом и посыпанный сахаром. Правой рукой держал алюминиевую кружку.После каждого глотка чая, заваренного на ягодах шиповника, ставил её на едва тлеющие угольки. С гордостью посматривал на деда, на своего первого добытого крякового селезня с белым ожерельем на шее. Макар молча глядел на костерок, затягивался дымком самокрута. Расстегнув пуговицы телогрейки от жара углей, легонько пошевеливал прутиком уже обуглившиеся догорающие бревёшки. Десятки искорок сразу устремлялись ввысь пронизывая вечернюю тьму, и бесследно растворялись в бездне звёздного неба. Дед и внук провожали их полёт долгими взглядами... .
Из рассказа..."Рождённый на Иртыше"
Лучшие комментарии по рейтингу
